- Распустили бы уж скорее нас по домам!
Алеша лишь вяло, неопределенно пожимает плечами вместо ответа. Он вымотан занятиями, да и день выдался жарким. Корсак с удовольствием уселся на самый краешек берега и опустил ступни в прохладную, прозрачную воду Самотеки. К реке после занятий курсанты приходили часто: отдохнуть или обсудить минувшие события, безбоязненно, не стесняясь в высказывании собственной точки зрения, не опасаясь наказания, или просто поболтать, а случалось что и поспорить. Сегодня говорить не хотелось. Солнце щекотало спину и плечи, его лучи беспрепятственно проникали под одежду и разливались по телу теплыми волнами. Двигаться тоже не хотелось, а потому юноша лишь изредка шевелил ступнями, прогоняя прочь наглых рыбешек, весьма интересовавшимися его ногами.
Алексей с детства усвоил, что вода обладает благодатными свойствами: снимает усталость, боль, успокаивает. Верно, именно тогда, еще в Перовском, под крылышком у матушки, в нем зарождалось еще неосознанное стремление к морю, к его бескрайним просторам, к познанию его столь переменчивого характера. Нынче же, спустя годы, Корсак практически бредил морем, то и дело, представляя себя стоящим на носу судна и высматривающим что-то вдали при помощи подзорной трубы и радостно кричащим: «Земля!». Но пока то были лишь мечты.
А путь к заветной цели оказался не так уж прост. Моря молодой человек так еще и не увидел, зато успел вкусить все «прелести» обучения морскому делу, в особенности телесные наказания. Трудности поджидали на каждом шагу, а мечта ближе не становилась: сперва требовалось закончить обучение в Навигацкой школе. Но сегодня  разомлевшему на солнышке гардемарину и думать, и мечтать было лень. Он бесцельно вслушивался в звонкое, беззаботное щебетание птиц, обживающих гнезда, в которых им предстояло провести целое лето, а потом с наступлением осени устремиться далеко на юг, в теплые земли. Корсак всегда завидовал их свободе: свободе жизни, передвижения, действий, - ограниченной лишь законами природы, которые, если поразмыслить, тоже являлись весьма суровыми. И тогда зависть мгновенно исчезала.
Друзья устроились где-то в стороне подле вяза. Алешка слышал посапывание Никиты – по-видимому, у того тоже нынче не возникало желания поболтать. А вот Белова похоже молчание начало тяготить, раз он обронил абсолютно невинную фразу, да как на грех еще и Горина забрали в караул, отчего к реке пришли лишь втроем. В споры друзей Корсак обычно не вмешивался, предпочитая роль наблюдателя. Отступать от своих правил он не собирался и сегодня.

Алешка, разомлевший на солнце, лениво болтал ногами в прохладной воде, изредка тревожа рыбешек брошенными в речку камешками. Рыбки, крутившиеся подле его ступней, тут же устремлялись прочь, правда, ненадолго, а потому, спустя время, все возобновлялось вновь. Пару раз юноша предпринимал попытки ухватить рыбешек ладонями, но те оказывались куда проворнее.
Разговаривать не хотелось, как и размышлять. Корсак нынче предпочитал молчать. Молчать, когда рядом все понимающие друзья, куда приятнее, чем просто молчать в полном одиночестве. Сегодня его стремление разделял и Никита, вытянувшийся на траве и прикрывший лицо платком. А вот Сашка настроен был вести беседу.
Курсант нехотя обернулся, настороженно покосился на друзей, вернее, на шпагу в руке Белова. «Ну вот чего он опять ее схватил? Рапирного зала ему мало что ли?», - любовь Александра к сему благородному оружию Алексей не разделял, занятия по фехтованию не любил, а потому такими успехами, как его друг, похвастаться не мог.
«Сдались им эти жители древних Афин? Чего об них говорить?», - не разделял он и любви князя к философским цитатам древних.
В подобные разговоры, а, тем паче, споры юноша предпочитал не вмешиваться, предпочитая роль лишь наблюдателя. К тому же Алешка не мог принять ни чью сторону, ему всегда казалось, что правы оба. Но вслушивался в них весьма внимательно: случалось, друзья внезапно переключали свое внимание и на него, тогда парировать приходилось и Корсаку, а он, мягко говоря, восторга не испытывал.

И распалила же его нелёгкая, а! – Не без досады заключил Никита, наблюдая за то, как искра бурной деятельности, упорно не желающая потухать, уже превратилась в полноценный костёр, а там, как говорится, и до адского пламени недалеко. Всё бы ничего, да только Никита совсем не горел желанием в нём оказаться. С этой стороны позиция Алёшки казалась молодому человеку куда более правильной – сидит себе чуть дальше, молчит и, быть может, мыслями своими совсем уж где-то далеко витает. Вот бы и Никите так... Впрочем, была в сложившейся ситуации и положительная сторона – немного поспорить с другом и заодно блеснуть собственными познаниями по части философии князь всегда рад. К тому же, Белов не столько парирует ответным цитированием мудрецов, а демонстрирует всё под другим углом. Так, что сиди теперь, Оленев, да думай, как выкрутиться и что бы такого сказать, да ещё и уместно.
Заинтересовал... Право, заинтересовал.
–  Хороша разминка, особенно когда рискует обернуться отменным подзатыльником, – и это уже ничего не говоря о выливании всего его словарного запаса на всех, кто находится в фехтовальном зале. – Что прикажу делать? А вот возьму да посоветую мудрецу вспомнить, а затем и повторить поступок другого мудреца. Видишь ли, когда Крат оказался в той ситуации, которую ты описал, он не опустился до ответного удара, а повесил под кровоподтёк табличку с надписью: "Это сделал Никондромас". Все афиняне тогда стали жалеть его, а обидчика напротив, презирать стали, потому как он неправильно поступил.
Благо хоть Сашка наконец сражаться с невидимыми противниками перестал – лучше пусть рядом сидит да словами парирует, а не шпагой размахивает.
– Если за твоими рассуждениями идти, так получается можно пьяному шкиперу в руки шпагу дать и тем самым тоже превратить в человека чести. Или я не прав? – Наконец произносит Никита, с минуту подумав над словами товарища. – Честь не всегда заключается в одном лишь наличии шпаги, дружище. Можно встретить человека без неё, да только этой самой чести в нём будет гораздо больше, чем в любом знатном вельможе.  Да и пьяного шкипера порой и словом можно огреть достаточно сильно, дабы он отстал и пытался сообразить, что именно я ему только что сказал.  В придачу ко всему не могу я никак понять, для чего мне нужно её защищать, честь-то? – Задаёт вопрос, наклонив слегка голову вбок и в упор глядя на Белова. – Отнимут её у меня, что ли? Сомневаюсь. Это такое качество, которое либо есть изначально, либо его и в помине нет. Если второе, то и защищать нечего, а вот коли первое... Отобрать её у гражданина может только государство, остальные это ни с кулаками, ни со шпагами не сделают. Вот тебе ещё одна мудрость от жителей Афин.

Худшие опасения Алешки начинали сбываться. Саша решил, что одного спора с Никитой ему не достаточно, и потому принялся пенять другу на плохое фехтование. Корсак, разомлевший на солнце, охотно пропустил бы укор мимо ушей, но Белов желал попрактиковаться в так нелюбимом Алексеем фехтовании.
- Будет тебе, Саша, - Корсак бросил на гардемарина недовольный взгляд. – До древних мне дела никакого нет, конечно же, я выбираю друзей.
Но ноги из воды не вынул и сделал вид, что предложение друга не расслышал. Он лишь молча наблюдал, как Александр с присущим ему изяществом оправляет камзол, взбивает легким движением манжеты.
- Оружие, друг мой, это тебе не шутка... С ним обращаться надобно с умом, не абы как.
«Не шутка, но порой кулак или колено удобнее и надежнее», - проворчал про себя юноша.
- Как дрался, так и дрался, - вяло произнес вслух гардемарин. – В другой раз лучше будет. Неужто тебе упражнений в зале недостаточно?
Неожиданно за него решил заступиться и Никита, по мнению друга, он один из них четверых был способен вескими аргументами охладить пылкого Белова. Обрадовавшийся было поддержке Корсак при упоминании вчерашнего инцидента с Котовым помрачнел. Котов, Котов… Все беды сейчас от Котова. Не сдержался вчера Алексей, поднял руку на берейтора, и вот теперь терялся в догадках, когда за ним придут. В тайне от друзей он подумывал о побеге.
-  Котов сегодня не появлялся… Неужели замнут, а, гардемарины?  Или чего похуже школьного подвала ждать? – Алеша склонялся ко второму варианту. – Чего тянут? Ожидание наказания страшнее самого наказания, это ж просто пытка!
Алешка вытащил ноги из воды, обтер мокрые ступни травой и принялся разыскивать свои башмаки. Попутно он огляделся в поисках козы. И вправду, странно, что животного еще не было, обычно коза приходила раньше, забавно тыкалась мордой им в ладони, в поисках угощения.
- Да придет твоя коза, князь, тем паче, ты ей хлеба принес, - молодой человек усмехнулся, если б приход животного мог быть их единственной проблемой.

Тот, кому не сулила перспектива наказания. – Мысленно ответил молодой князь, сдержавшись от высказывания комментария вслух. Не хотелось ему ещё сильнее распалять своего товарища, да и рану Алёшки лишний раз бередить тоже особого желания не было. Сказать по правде, он и не подумал, вспоминая ту драку, о том, что мог каким-либо образом задеть чувства друга. Правда, тема всё же достаточно любопытная, дабы так или иначе затронуть её, а здесь и случай подходящий, и Сашке доказать, что не так плох гардемарин в искусстве драки, как он здесь всем вещает.
– И отлично. – Ответил коротко, обмахиваясь платком, – считай, выиграли бы битву, не пролив при этом и капли крови. – Правда, всё равно с жертвами получается, но нынче без них, увы, никак не обойтись. – А мы свою схему изобретём, Сашка: ты будешь их ударами осыпать, я – философией. Посмотрим, к чему душа противника менее подготовлена будет. А вообще… Что в тебе за критик сегодня проснулся? Нет, я особо не удивлён, однако считал это своей прерогативой, хотя науку меньше всех жалуешь как раз ты. Скажи, что она тебе сделала такого? Это же прекрасный способ избавиться от навязчивого общества с помощью пары-тройки заумных слов.
Причём я голову свою готов дать на отсечение, что дело сейчас не столько в его неприязни к философии и прочим нашим занятиям, сколько в желании мышцы свои неунывающие размять. 
Или нет. В любом случае, дискутировать относительно пользы и вреда той или иной науки они могли хоть каждый день, а вот злополучную тему с Котовым лишний раз не поднимешь, тут только к месту. Тем более и правда очень странно, что ничего не происходило. Не то, чтобы никто не переживал за Корсака, просто…. Ну не может такой человек спустить подобное со счетов да прикинуться, будто ничего не было.
– Не думаю, что замнут. Может, правда решили ожиданием доконать, а может просто Котов лишний раз боится из кабинета показаться. Чай, ты ему знатный синяк подарил, с таким к директору на порог не явишься. – В свою очередь заметил молодой князь, всё глядя по сторонам в поисках козы. – Всё продолжаешь продвигать ремесло гладиаторов в массы, Сашка? Потерпи уж, скоро мы независимо от желания будем все эти кварты и рипосты отрабатывать.

Белов все-таки учел состояние друга и сам отложил шпагу в сторону. Теперь во взгляде синих Алешиных глазах сквозила благодарность. Конечно же, он чувствовал поддержку друзей, их волнение за товарища, чья судьба в нынешний момент была настолько неопределенна, насколько и далеко не безоблачна. Что грозило Корсаку, никто наверняка не знал, но каждый осознавал, что наказание будет весьма серьезным.
- Правильно? – не то вопрошает, не то соглашается юноша. – Как бы так. Только вот я не уверен, что другие будут такого же мнения.
Он хотел сказать: те, кто станет разбирать мое дело, но произнес неопределенное «другие». Какие «другие»? Прочие курсанты, учителя, директор школы или все вместе взятые – Корсак и сам толком не знал. Он знал, что кроме друзей, его сторону вряд ли кто-то примет и уж тем более не вздумает вступиться за гардемарина. Нет, Алексей не ждал помощи, не страдал от ее отсутствия, он просто слишком хорошо знал отношение к себе.
- Сашка, все тебе веселье! – юноша возмутился размышлениям Белова. – Нашел чем шутить – каторгой! Тебя-то в Сибирь из-за Котова не сошлют и Никиту не тронут. Тебе дальняя дорога предстоит, если только ты выкинешь что-то более ужасное и вычурное, нежели я, в чем сам я очень сомневаюсь.
А может и прав Белов: стоит смотреть на проблемы с известной долей шутки, так жить легче, да и приятнее, чем грызть себя за совершенное или еще хуже проглоченную обиду или оскорбление.
- Считаете, гауптвахтой отделаюсь? – во взгляде промелькнула надежда, в которую отчаянно хотелось верить. – Неужто и вас за компанию могут туда же отправить? Вы ведь просто в коридоре стояли, потом меня остановить пытались… Вы же свидетели, чтобы в другой раз неповадно было, вероятно, так и поступят… - сам отвечает на свои же вопросы молодой гардемарин.
Алеша задумчиво оборачивается в сторону козы. Та сегодня задержалась, но теперь явилась и стояла, переводя взгляд с одного молодого человека на другого, словно ища, того, кто обычно балует ее ароматным хлебом.
«Вот беззаботная жизнь… Щипли себя травку с утра да вечера, ни каких тревог и раздумий», - Корсак усмехнулся собственным мыслям.

Сомнение в собственных поступках – вещь довольно противная. Приходи она в голову до свершения оных, может и была хоть какая-то польза, но вот когда сначала сделал, а после начинаешь разбирать ситуацию по полочкам и анализировать, понимая в самом конце, что стоило поступить иначе, то... Скажем так, ничего хорошего в этом нет. Никита это прекрасно знал, понимал и старался руководствоваться данной логикой всякий раз, когда его накрывало волной самокопания. Не важно, правильно ты поступил или нет – первое решение всегда считается самым верным, поскольку является наиболее простым и лёгким. В случае обратного уже не стоит поносить себя и виновато опускать голову. Сделал – доказывай свою правоту. Главное самому быть уверенным в себе, а там и остальные поверят. Нет – их проблема.
– Может, они и будут придерживаться другого мнения... А тебе что, Алёшка? Не стоит обращать на других слишком много внимания, каждый за собой должен следить, да и Сашка дело говорит, может обойдётся всё. Чай не рискнёт Котов пожертвовать собственной гордостью ради того, чтобы тебя наказать.
Посчитает это слишком большой платой, или мелочью, за которую можно будет отомстить в другой раз. – Мысленно дополняет собственный ответ Оленев, дабы не нагнетать обстановку лишний раз. В общем и целом, беседу относительно Котова и тараканов, отплясывающих в его голове никому неизвестные танцы, следовало понемногу сводить на "нет". Вовсе не из-за отказа поддержать друга, а наоборот. Чем больше и глубже Корсак погружается в неприятную и волнующую его тему, тем труднее будет вытащить его оттуда. Подобная сосредоточенность на неизвестности знатно отвлекает его внимание от более важных вещей, поэтому все надежды князь возлагал на своего друга и то, что он сумеет-таки отпустить свою проблему в свободное плаванье. Решат уж как-нибудь, куда деваться.
– Да у неё сегодня самое настоящее пиршество, – оживлённо отметил Никита, наблюдая за тем, как "питомица", покончив с хлебом Никиты, тут же переключилась на угощение Белова. – Кажется, скоро так разбалуем её хлебами, что мне, как порядочному человеку, придётся забрать козу с собой и содержать. Боюсь представить, как на такое пополнение отреагирует Гаврила. – Не удержался от смеха, догадываясь о количестве латинских ругательств от алхимика. И смех, и грех одновременно, как есть.
Не будет этого, конечно не будет. Я ещё в своём уме.
– Точно, спектакль! И в каком образе ты предстанешь перед зрителями, Алёшка? Открой тайну.