Ну ей-то какое дело до гвардии сержанта? Мальчик он еще безусый. Вон они, на часах один за другим сменяются - и все как на подбор, не орлы, так соколы, а... все одно, мальчишки. Юнцы. Уж сколько она их навидалась... а одного больше всех. Этот из всех мальчишек чуть не самый юный, а такой хитрюга - то ходит важно, нос в потолок, а только отвернешься, тотчас чуть не на руках поскачет и сразу резв, что твой угорь. Только чаще "угорька" называют уважительно, по имени-отечеству, как зрелого мужа, а еще чаще просто - Вашим Высочеством. Вот уж кого-кого, а юнцов Авдотья за свой век навидалась. Только никто не понимает, что ей-то не юнцы нужны. С лица воды не пить, на что мужчинам красота? Вот только их нежные девичьи сердца и похищать, а потом втихомолку разбивать, да еще каблуком притаптывать.  О, она это лучше всех знает! Ужасный они народ! А некоторые графы хуже всех! Ну и пусть. Подумаешь! Да в нее, небось, все генералы, что твои сибирские коты, влюблены без памяти, только сказать стесняются!
А Ее Величество вот сегодня не грустны, а наоборот, поутру только с охоты возвратились, а потом делами занимались, да вот как раз того сержанта к себе звали. Говорят, письмо какое-то важное для заморского принца, а может и принцессы, да слишком уж все просто получается. Вон какой он гордый вышел - а то как же, вот, верно, товарищи завидовать станут - с самой государыней запросто так проговорили. А что, если... коротко подрезанные ноготки задумчиво забарабанили по двери... что, если причина для гордости не так уж и мала?
А Алексей Григорьевич-то что?..
Таких трудных слов как "ревность" Обрескова-Чарвонина толком и не знала, но время от времени ревновала вожделенного лейб-медика к каждому кокетливо прошелестевшему платью. Сегодня был как раз такой день, а когда перед охотой Иван Иванович, видимо, не подозревая, что за ним следят, пустился подсаживать в седло какую-то брюнеточку недурной наружности, это и вовсе стало последней каплей.
Ах Вы интриган! Вот придете ко мне свататься, я Вам все хорошенькие личики припомню!
Вообще мужчины сами по себе, если отбросить всю их ученость, создания довольно забавные. Прежде всего, они самонадеянны, а это нередко вредит и самой большой учености. Разве кто-нибудь способен подумать, что маленькая скромная мышка может состряпать такую же маленькую и скромную, но все-таки каверзу? А вот очень даже может. Она знает кое-что интересное, но вот возьмет и не расскажет! Ни словечка ни одного, вот нарочно не скажет!
Единственная неприятность состояла в том, что как следует хранить секреты Дуня не умела. Секрет сидел в девичьей головке прочно как репей на мохнатой собачке, и никак не хотел оставить ее в покое. Заговорщическое "А что я знаю!" так и норовило сорваться с языка и непременно влететь в чье-нибудь доверчивое ухо. Она знала наверняка только одно ухо (а точнее, целых два), которому нечего было ждать от нее не только интересностей, но и самой-пресамой снисходительной улыбочки. Ибо сегодня покладистое Дунино сердечко стало твердым как алмаз и неприступным как стеклянная скала.
Ну как можно подавать надежду человеку, который может так бесстыдно играть чувствами порядочной девушки! И подбородок у него совсем круглый, и брови гладко не лежат - нет, коли уж быть графиней, так за другим графом!

Эх, как-то там мой Васька-то?.. Вот сейчас бы тебя сюда, шельмец. Валялся бы тут по диванам да пузо на солнышке грел. Жирный бы стал, откормленный, шерсть бы лоснилась. По полночи бы с тобой игралась, а другим никому не давала. Мой Васенька, нечего тут... Девичья рука сделала в воздухе движение, каким обычно чешут кота за ухом. Зима еще только начиналась, но снегу намело уже как в середине января. Самое время для охоты. Которую Дуня страсть как не любила. Целый день гоняться по лесу за каким-нибудь несчастным зайцем, рискуя загнать лошадей, которые таких денег стоят (тятенька бы тут мог точно сказать, сколько). Да пожалуй, рублей под триста каждая выйдет. А с этих зайцев какой барыш?
Обресковой часто говорили, что она слишком расчетлива для девицы. Выходило так, как будто это какой порок, и ей непременно нужно стать мотовкой. Выйди она замуж за самого отчаянного кутилу (не приведи, конечно, Господи, но ведь зарекаться грех, любовь зла) - и через пару месяцев стараниями жены он забыл бы, сколько тузов бывает в колоде и после скольки бокалов хмелеет. Это умение считать деньги она замечала у вдовеющего лейб-медика и однажды даже позволила себе нечто большее простого одобрения - находясь в одной комнате, Авдотья почти с вожделением любовалась, как холеные графские руки, не лишенные приятной полноты, пересчитывают деньги, складывая монеты в аккуратные башенки и, ловко лавируя между ними, не опрокинули ни денежки. Такие руки в хозяйстве чистое золото. И как, должно быть, скучно строить башенки одному. А она, если б увидела их сейчас, утицей бы мимо проплыла, только рукавом махнула - вот Вам, будете знать, как беззащитных девиц сердить!
Желая сей же час, ни минуты не ожидая, увидеть, какой звонкой получилась бы ее месть, Дуня тотчас же высыпала на стол все то, что в недалеком будущем должно было бы пойти на новую материю для платья и, кое-как соорудив столбик из монет, смело махнула рукавом - кавалерист, идущий в атаку, не мог бы взмахнуть шпагой решительнее. Монеты со звоном покатились по полу, и навстречу звукам падающего серебра ворвался тонкий чистый звон колокольчика.
Следы графской мести так и остались на полу, а в голове благоразумной девицы на бегу созревали мысли одна изощреннее другой. А что, если сказать Ее Величеству, что в прошлый раз Иван Иванович совсем даже не был хвор, а только сказывался хворым, чтоб не присутствовать на куртаге? Уж ей-то отлично известно, что его никакими хворями не убьешь! Хотя нет, не нужно. Девичий гнев отходчив, а ей еще замуж хочется. Не подводить ведь такого выгодного претендента на ее руку и сердце под монастырь из-за такой малости!
И к тому моменту, как юбки расплылись по полу в глубоком реве... ренева... в общем, вот в этом самом, когда правую ножку надо из третьей позиции передвинуть в четвертую, чуть склонить корпус, а на лице изобразить почтительную скромность - Дуня уже про себя приняла решение. Что бы Ее Величество сейчас ни приказали, она подкладывать хавронью вероломному графу не станет, но еще с неделю точно проходит, недовольно поджав губки. И разговаривать тоже не станет. Вот ни полсловечка, будто воды в рот набрала.